На тонких белесых ножках покачиваются тяжкие усатые колосья. Колос, до отказа набитый зернами, низко склонился к земле. Качнул его порывистый ветер, и открылся черный рожок спорыньи. Он торчит, словно скорпионье жало. Хлеб и яд! Добро и зло! Жизнь и смерть!
Рожь уродила на славу. За ней — пушки на песчаном холме, скрыты, словно за крепостной стеной. Над головой с пронзительным ревом носятся хищные воздушные стервятники с крестами. Падают и вздымают фонтаны земли бомбы. Что за нелепость? Взрывами запахивается дозревающая рожь.
— Танки! Танки! — кто-то предупреждающе крикнул.
Лейтенант Касаев приподнимается на носки, вытягивает шею — рожь высокая, а он низковат ростом — и прикладывает к глазам стереотрубу. Гимнастерка на нем выгорела, в потных и соляных затеках. Из-под пилотки выбиваются черные жесткие волосы. Внизу змеисто извивается река. Над дорогой поднимается облако пыли. Танки! За волнующимся морем ржи они кажутся чудовищными черепахами. Лейтенант пытается сосчитать танки. Считает по клубам пыли. Более десятка. Головной танк поравнялся с одиноким кудрявым дубком среди поля.
— Танки слева!.. Прицел сорок пять, отметиться по точке первого орудия!.. Огонь!..
Голос командира надорванный, хриплый, с кавказским акцептом.
— Беглый... Огонь!
Передний танк возле дубка задымился.
— Огонь! Огонь!
Три танка подбито, над ними траурным шлейфом тянется дым. Но шесть танков вырвались вперед, утюжат позицию соседней батареи, появилась колонна мотоциклистов.
— Снаряды на исходе! — доложили начальнику артиллерии полка лейтенанту Касаеву.
— Оставить по одному на орудие.
Правильно ли он решил поступить? Отход отрезан. Вчера и позавчера им удавалось прорываться. А сегодня?
— Пушки взорвать!
Артиллеристы заклинили стволы. Привязали телефонный кабель к спусковым механизмам. Отбежали в укрытие. Один, второй и третий взрывы. Противно визжит мина. Лейтенант Касаев припал к земле. Но какая-то сила оторвала его, а затем присыпала землей...
Очнулся он вечером. Что с ним? Сколько времени он спал? Спал ли? Приподнял голову. Какая она тяжелая! Неужели ранен? Ощупал себя. Руки, ноги целы. В волосах, на теле — везде песок. Как много на белорусской земле песка. И почему так неприятно звенит в ушах?
Встал на ноги. Над потемневшим морем ржи нависло кроваво окрашенное небо. Глухой грохот канонады доносился с противоположной стороны. Сориентировался. Пошатываясь, подошел к пушкам, оглядел. Казенная часть разорвана. Прижался грудью к еще теплым стволам. Простился. Щемило сердце. Без сна и отдыха, отступая, он прошел с этими пушками сотни тяжких километров. Сроднился. Они всегда были для него надежной защитой. Теперь пушки свое отслужили, одно утешение — не достались врагу.
Взял направление на восток. Там гремят орудия, там сражаются его товарищи, там спасение. Пробирался лесными тропами, обходя деревни. Во рту сохло. Сглатывал капельки густой слюны и не мог сглотнуть. Красные бусинки земляники и сизые горошины черники не утоляли жажду. На завтрак, обед и ужин у него было одно блюдо: зерна дозревающей ржи.
Вспоминался родной аул Хурзук в горах Карачаево-Черкессии. Неприступные скалы, стремительные горные реки, лихие скакуны. Как далеко забросила его военная судьба! Но и тут, в Белоруссии, он сражался за свой родной аул и, пока жив, будет продолжать борьбу. Коня б ему! Мигом бы доскакал до своих... Мечты, мечты! Надо идти, идти на восток. И он идет.
По пути встретился с бойцами своей части, которые, как и он, пробирались на восток. Среди них были офицеры других соединений — старший лейтенант Константин Белоусов и младший лейтенант Михаил Абрамов.
В конце августа 1941 года они подошли к деревне Угольщина Белыничского района, затерянной среди лесов. Все были обессилены. Кожа да кости. Лейтенант Касаев вызвался разведать, есть ли в деревне немцы.
Прилег за кустами на опушке леса, наблюдая за тем, что делается в деревне. Деревянные рубленые хаты под соломенными стрехами тянулись двумя рядами вдоль кривой пыльной дороги. Неслышно было звонких детских голосов, редко поскрипывали колодезные журавли, да там-сям лаяли собаки. Немцев в деревне не было, но лейтенант решил дождаться сумерек и тогда уж зайти в крайнюю подслеповатую хату. Одолевала слабость, веки слипались... Он открыл глаза, когда ощутил на щетинистой щеке нежную женскую руку.
— Живы?
— Кто? — вскочил на ноги лейтенант.
— Свае, любы, свае,— заверила пожилая женщина, добродушно глядя ему в лицо.— Дровицы збираю... Гляжу — чалавек...
— Немцы в деревне есть?
— Няма! Да нас яны рэдка заходяць. — И спросила: — Ци не з акруженцев?
— Мне б кусочек хлеба.
— Тэта можна... Пойдем...
Женщина повела его не в деревню, а вглубь леса. Он не расспрашивал, куда она его ведет, но шел за ней с опаской, сжимая в кармане рукоятку нагана.
Неожиданно женщина по-птичьи свистнула. Из-за кустов на тропинку выскочили несколько бойцов без знаков отличия и петлиц...
* * *
В землянке шел оживленный разговор.
— Пробиться к своим не удалось... Пора действовать; ждать, когда нам, как цыплятам, свернут головы, нечего... Полицаи уже пронюхали, что мы скрываемся в лесу,— горячо убеждал Михаил Абрамов и обратился к сержанту Щеколюку:— Если желаете, вместе будем партизанить... Вот как отряд Белоусова...
— Согласны! — в один голос заявили русские сержант Ще-колюк, рядовые Михаил Павлов, Александр Шумилин, азербайджанец Фитали Шахалы и казах Борис Куканин.
— Нам надо не только укрупнять отряд за счет оставшихся в тылу солдат и офицеров, но и наладить связь с местными жителями,— высказался Осман Касаев.— Везде у нас должны быть глаза и уши. Только при этом условии мы сможем успешно громить врага.
Командиром отряда избрали Михаила Абрамова, а комиссаром — коммуниста Османа Касаева. Так был создан партизанский отряд.
По близлежащим деревням разошлись его бойцы. Они устанавливали связь с местными жителями. Особенно активно довелось потрудиться Фекле Наумович и ее отцу деду Михаиле. Они обошли окрестные деревни, подобрали надежных людей, которые согласны помогать партизанам, вести беспощадную борьбу с немецко-фашистскими оккупантами. Были установлены связи и с Могилевом. Для этого в город неоднократно отправлялся командир отряда Михаил Абрамов.
Отряд рос количественно. В него влились сержант Кирилл Матиринко, солдат-связист Николай Леоненко, житель деревни Большие Белевичи Иван Барбарчик, могилевчане Борис Горя-яин, четырнадцатилетний Павлик Ефременко и многие другие. А с черной тропой начались активные боевые действия. За месяц было разгромлено 15 полицейских гарнизонов, партизаны стали настоящими хозяевами в деревнях на стыке Могилевекого и Белыничского районов.
Май 1942 года выдался солнечным. Быстро подсохли и окрепли проселочные дороги. Партизан уже не удовлетворяло такое средство передвижения, как велосипеды, захваченные у полицаев.
— Нам бы автомашины,— высказался Михаил Абрамов,— исправные автомашины.— Вот бы дрожали гады!
— Это замечательно! — одобрил предложение комиссар Осман Касаев. Он выглядел молодцевато, чисто выбрит, под орлиным носом чернели тонкие усики. — Но надо разведать, разработать план операции.
— Какой там план! Засаду на шоссе, и порядок! — утверждал Абрамов. В его синих глазах вспыхнул задорный огонек. Он покорял товарищей внешней обаятельностью и беззаветной храбростью.
Отряд на велосипедах отправился на шоссе Могилев — Минск. Партизаны залегли в елочках вблизи моста через реку Лахва.
Из Могилева медленно тащились подводы. Наконец появилась полуторка: в кузове несколько пассажиров с белыми повязками на рукаве — полицаи. Абрамов скомандовал: «За мной!» и выбежал на асфальт. Партизаны цепью преградили дорогу и с оружием наизготовку побежали навстречу автомашине с полицаями. Шофер остановился, выпрыгнул из кабины и поднял капот.
— Что делаешь, сволочь! — заорал на него Кирилл Матиринко и завернул питательную трубку, из которой струйкой лился бензин.
В это время партизаны обезоружили растерявшихся полицаев, от страха они не посмели сделать ни одного выстрела.
— Прокатим с ветерком! — предложил Абрамов. — Дадим концертик!
— Маловато бензина! До лагеря едва хватит! — сообщил Кирилл Матиринко, осмотрев автомашину.
— Ничего! Добудем!
Оружие и велосипеды погрузили в кузов. Там же разместились Осман Касаев с партизанами и обезоруженные полицаи. Кирилл Матиринко сел за руль, рядом с ним в кабине — Михаил Абрамов.
Машина помчалась в направлении районного центра Белыничи. Навстречу идут немецкий «Оппель» и грузовая машина с вооруженными полицаями. Вот они уже метрах в ста пятидесяти. Азербайджанец Шахалы, устанавливая ручной пулемет, застучал по крыше кабины. Не понимая, в чем дело, Абрамов приказал Матиринко остановиться посредине шоссе. Останови-лись и встречные машины. Под пулеметным огнем они начала разворачиваться. Один за другим из кузова спрыгивали партизаны и тоже обстреливали врагов. Но все же автомашинам удалось развернуться и удрать в Белыничи.
Абрамов негодовал:
— Поторопились, поближе подпустить надо бы.
— Да, это результат поспешности, недоговоренности, — заметил комиссар.
Партизаны на автомашине вернулись в свой лагерь. А по Могилевскому району разнеслась весть, что возле деревни Княжицы высадился десант советских войск, который разгромил немецкую автоколонну, захватил несколько автомашин и исчез в неизвестном направлении. Это, разумеется, была одна из первых легенд о прославленном партизанском отряде, которых затем было сложено множество.
Вскоре отряд приобрел еще одну автомашину. Ее пригнал партизанам связной Сапрыко. На двух автомашинах партизаны действовали более оперативно. Создавалось впечатление о большой численности отряда и его боеспособности.
* * *
После того как в деревне Песчанка по народному приговору был расстрелян староста Новиков, расстрелян там, где когда-то были казнены выданные им три советских офицера, местный полицай Феклистов по кличке Федул начал посещать связную отряда, жену советского офицера Марию Ковалеву.
— Отведи меня к своим. Знаю, ты связана с ними. Был бы я враг, давно бы выдал тебя, — убеждал он.
Женщина поверила ему и передала командиру отряда его просьбу.
В лес Федул пришел с ручным пулеметом и бутылкой самогона.
Осман Касаев осмотрел пулемет. Он был неисправен: ложе расколото, диск ржавый, без патронов.
— С таким оружием воевать? — вспылил Осман Касаев. — В полицейском гарнизоне какие пулеметы? И самогон? Зачем? Не принимать, а расстрелять!
Федул побледнел и задрожал.
— Пулеметик я припрятал, а самогончик, как вознаграждение, дороженькие. В легковушке вы заместителя коменданта Могилева и его адъютанта на тот свет отправили, а на грузовике — трех полицейских...
— Правда? — обрадовался Абрамов.
— Не сойди я с этого места!
— Слышал, Осман! Да с такими вестями... Федул осмелел.
— Могу помочь разгромить княжицкий гарнизон; хотите, пойду на разведку... В каком лесу вы ютитесь? За вас, дороженькие, болею... Возле Щеглицы настоящий лес; и дороги в нем для машин, что надо, и Княжицы ближе...
— Знаешь, Осман, Федул дело говорит. О переезде в Щеглицкий лес и я подумывал... Лес громадный... и четыре дороги пересекаются, простор для нас!
Комиссар согласился с доводами командира, и вскоре лагерь перебазировался в Щеглицкий лес.
— Какая красота! — восхищенно говорил Абрамов. — У Шишкина есть картина «Корабельная роща». Корабельная роща всамделе. А еловый подлесок! В десяти шагах замаскируешься и не найдешь, и строительного материала для шалашей предостаточно...
— И врагу можно скрытно подобраться! — заметил Осман.
— Да разве он сунется сюда!
На новом месте обосновались прочно. Построили шалаши для жилья и для кухни, зеленые навесы для автомашин. На кухне хозяйничала Фекла Михайловна, потчуя партизан сытными блюдами, приготовленными из свежей свинины — десятипудовый кабан был изъят у песчанского старосты. Нетерпеливо, нервно вел себя Федул. Он то уговаривал Абрамова вместе идти на разведку Княжицкого гарнизона, то просился:
— В Ракузовке возле Могилева у меня станковый пулемет, пять коробок с лентами; привезу, у вас же ни одного станкача...
Посоветовавшись с комиссаром, командир разрешил Федулу ехать в Ракузовку за пулеметом.
— На подводе за двое суток успеешь!..
— Буду торопиться, дороженькие, — уверял Федул и попросил: — Мне б свининки и на дорогу и для откупа, для задобре-ния, так сказать.
По приказанию Абрамова Федулу выделили килограммов двадцать свинины. Насвистывая веселый мотив, он погнал резвого коня.
Из деревни Песчанка в лагерь пришла Мария Ковалева с местными жителями Филиппом Мулеровым и Митрофаном Алистовым. Узнав о том, что Федул поехал в Ракузовку, Филипп Мулеров уверял:
— Темная личность, предаст... Такой на все способен. Ковалева плохо его знала, а нам известно... Вот и спешили предупредить... И гарнизон в Песчанке все эти дни в боевой готовности.
— Вот видишь! — укорял Абрамова Осман Касаев.
— Вернется, разберемся!
Солнце клонилось к западу, третьи сутки не было Федула. Начал волноваться и Абрамов. Вызвал Кирилла Матиринку и спросил:
— Машины полностью заправлены?
— Маловато горючего.
— Едем на автобазу!
Автобазой назывался лесной склад горючего, где находилась и неисправная полуторка.
Фекла Наумович попросилась, чтобы ее подвезли до Уголь-щины, ей хотелось навестить родных.
Машину удалось заправить и взять с собой бочку бензина, но вернулись в лагерь на рассвете с плохими вестями. На Уголыци-не свирепствовал большой отряд карателей. Они сожгли деревню и расстреляли большинство жителей. Погиб и дед Михаила, отец Феклы Наумович. Всю дорогу она рыдала. Абрамов успокаивал ее:
— Не плачь, мать! За все сполна отомстим гитлеровцам! Из Могилева пришла связная Мария Цумарева.
— Фашисты что-то затевают... Стягиваются каратели, эсэсовцы, полицаи... Много машин, танкеток... Говорят, пойдут против партизан...
— Спасибо, Маша! — поблагодарил ее командир отряда. — Иди отдыхай в шалаш.
Командир отряда и комиссар пошли проверять посты. Под ногами стлались мхи и черничники, покрытые матовой кисеей росы. Крикливо стрекотали потревоженные сороки, блестя белыми боками и помахивая длинными хвостами.
— Что с ними сегодня? Накликают беду! — сказал Осман.
— Не будь суеверным. Мы с тобой в твоем ауле еще не одну кружку вина осушим...
— Надо уходить отсюда, Миша!
— Машины на ходу, в любую минуту снимемся!
— Стоит ли ждать этого?
— Согласен, но надо немножко дать отдохнуть людям, на зорьке здорово спится, да и ты глаз не смыкал... А утром решим, куда двигаться.
Часовые бдительно несли вахту. На кухне разжигал костер Николай Леоненко, как дежурный он помогал Фекле Наумович готовить завтрак. Командир остался доволен порядком в лагере.
— Можно спокойно до завтрака отдохнуть. — И полез в свой шалаш.
Лег на еловые лапки и Осман. Пьянящий запах хвои очень быстро успокоил его. Суровая лесная жизнь закалила. Он мог сутками бодрствовать и мертвецки мгновенно засыпать, когда для этого появлялась малейшая возможность. И даже без сна он всегда был свеж и бодр. Ежедневная утренняя зарядка, акробатические упражнения, скачка на лошади всегда возбуждали его энергию. Но на этот раз нарушился заведенный распорядок.
Неожиданно раздался выстрел. Все повыскакивали из шалашей.
— В ружье!
В лагерь прибежал часовой Лука Лукич Гуков, бывший директор Уголыцинской школы.
— На шляху немцы на машинах и мотоциклах! Абрамов повел отряд в березник на опушку леса. В лагере остались одни женщины.
На лугу возле леса с четырех автомашин разгружались эсэсовцы. Обер-лейтенант, выпрыгнувший из кабины, развернул топографическую карту.
— Огонь по офицеру! — скомандовал Осман Касаев.
Треск выстрелов, и офицер, падая на землю, выпустил из рук карту. Она поплыла, подхваченная ветром, как парус.
Два эсэсовца с ручным пулеметом остановились метрах в сорока от березника, но, пока они устанавливали пулемет, их настигли партизанские пули. Лишь третьему эсэсовцу удалось открыть огонь. Залегли в высокой некошеной траве и начали отстреливаться автоматчики. Бой длился до часу дня. Партизаны сдерживали натиск врага, но силы были неравные, к опушке леса подошли танкетки.
Раздался собачий лай. Это сигнал к отходу. Абрамов приказал Осману Касаеву с группой партизан задержать врага, дать возможность погрузить на машины имущество. Молодой березник подминали танкетки, путь к лагерю группе Османа Касаева был отрезан.
Спешно были заведены автомашины. На одной сел за руль Кирилл Матиринко, на другой — Николай Леоненко. Выстрелы приближались к лагерю. Не дождавшись комиссара, Абрамов приказал ехать лесной дорогой на Дубинку. Неожиданно в ельнике он заметил сверкающие на солнце каски. Дорога была перерезана, впереди засада. Остановились. Абрамов выскочил из машины и с пулеметом лег у обочины дороги.
— Зажечь машины!
Кирилл Матиринко отвернул отстойник, поднес к струйке бензина спичку. Вспыхнул огонь, и вскоре пламенем была охвачена вся автомашина. У Николая Леоненки не было спичек. С облитой бензином спинкой сиденья он бросился к горящей машине. Держал ее как щит. Пули одна за другой реше-тили спинку. Пришлось отказаться от затеи поджечь машину и залечь. Абрамов, отстреливаясь, уводил партизан в сторону. Леоненке он поручил найти Османа Касаева и выходить из окружения.
— Сбор у Песчанки. Пароль до десяти!
Командир отряда решил выйти из Щеглицкого леса и по ржи перебраться в Песчанский лес. Но и во ржи наткнулись на вражескую цепь. Отступать некуда.
— За мной! — крикнул Абрамов и метнул гранату туда, где притаились враги. Но когда он приподнялся, был прошит автоматной очередью. К нему подбежала Мария Цумарева.
— Мишенька? — Она впервые назвала командира по имени и приподняла его голову. В неподвижных глазах темной волной надвигалась смерть.
— Мишенька!
Абрамов пытался снять с шеи автомат.
— Как же ты! — причитала Мария.
Взгляд командира остекленел. Он шел оттуда, откуда уже не ждут ответа. Мария поцеловала командира в холодеющую щеку, сняла у него с шеи автомат и открыла огонь по врагу. Вблизи разорвалась мина. Грудь обожгла горячая струя крови, но, смертельно раненная, она помогла товарищам прорваться через вражескую цепь.
* * *
Собирая разрозненные группы отряда, Осман Касаев знал все подробности Щеглицкой трагедии и анализировал ее причины. Командир отряда Михаил Абрамов был храбр, беззаветно предан Родине, но этого было недостаточно для успешной борьбы с врагом.
Приняв командование отрядом, Осман Касаев тщательно разрабатывал каждую операцию с тем, чтобы избежать ненужных потерь. Без единой жертвы были разгромлены полицейские гарнизоны в деревнях Песчанка, Ермоловичи, Падевичи, уничтожены управы бургомистров Хрипелевской, Вендорож-ской волостей Могилевского района и Уголыцинской Белыничского района.
Отряд рос численно. В него вливались многие села, отдельные семьи. Отряду присваивается номер 121 — номер дивизии, в которой служил Осман Касаев, а в народе его называли просто османовцы. Этим самым местные жители выражали свою любовь и уважение к командиру отряда.
Каратели бесновались. Они направляли против османовцев экспедиции. Но партизаны были неуловимы. Через многочисленных связных они знали о каждом шаге врага и в удобные моменты неожиданно наносили ему жестокие удары. Многие боевые операции проводились совместно с другими отрядами.
В июле 1942 года кавалерийский эскадрон противника в партизанской зоне занял деревню Техтин Белыничского района. Командиры и комиссары 113-го, 121-го и 600-го отрядов решили совместным ударом освободить деревню, захваченную врагом. Командовать общей боевой операцией было поручено командиру 113-го отряда Константину Белоусову.
Короткой летней ночью отряды прошли по 18—20 километров и окружили деревню Техтин. По ранее разработанному плану было решено сделать засаду на опушке леса по дороге Техтин — Калиновка с целью отрезать путь отхода эскадрона и предотвратить внезапный подход подкрепления из районного центра Белыничи. Командовать засадой было поручено Осману Касаеву.
В засаду было выделено всего 8 человек. Осман Касаев расположил их в кустарнике, где дорога проходила через заболоченное место, образуя узкое дефиле. В центре с комиссаром 113-го отряда 3. П. Гапоновым Осман Касаев, справа и слева метрах в пятидесяти от дороги в лесу по три партизана.
Когда солнце поднялось над лесом, со стороны деревни Техтин послышались ружейно-пулеметная стрельба, взрывы гранат и мин.
Справа партизаны дали сигнал: «Едут».
Со стороны деревни Калиновка приближались три всадника в немецкой форме. Они ехали ускоренным шагом, тревожно осматриваясь. Осман Касаев длинной очередью из автомата встретил их. Три всадника и одна лошадь упали замертво. Две лошади с седлами выбежали на поле.
По приказу Османа Касаева партизаны подобрали оружие, снесли с дороги трупы и снова заняли свои места.
Через некоторое время из лесу появился кавалерийский разъезд — шесть всадников. Автоматными очередями Касаев и Гапонов сразили четырех всадников, но двое спешились и залегли в кустарнике.
— Гранатами по фашистам! — скомандовал Касаев.
Партизаны двумя «лимонками» уничтожили отстреливающихся гитлеровцев.
Через некоторое время послышался рокот моторов. Шло сильное подкрепление противника с танками и бронетранспортерами. Засада Османа Касаева, выполнив свою задачу, с большими трофеями соединилась со своими отрядами. Кавалерийский эскадрон противника был разгромлен. Впоследствии выяснилось, что это был передовой отряд гитлеровского соеди-нения, которое направлялось на блокирование партизан.
Стык Могилевского и Белыничского районов стал партизанской зоной. В деревнях Дубинка, Журавец, Хрипелево, Михалево, Вендорож хозяевами были партизаны. Здесь они размещались и отсюда все больше и больше расширяли радиус своих действий.
Осенью 1943 года партизанским отрядом военно-оперативной группы Могилевского подпольного райкома партии была поставлена задача разгромить вражеский гарнизон в деревне Большая Мощаница и уничтожить охрану моста через реку Ослик.
Сентябрь выдался дождливым. 40 километров шли пешком. В пути застала ночь. Темень, дождь, гроза. Чтобы не отстать друг от друга и не нарушать колонну, партизаны подбирали светлячков и прикрепляли на спину впереди идущих.
Ненастная погода замедлила продвижение партизанских колонн. Было решено отложить на сутки разгром гарнизона, дать людям в лесу отдохнуть и обсушиться. 121-й партизанский отряд выставил заставу в сторону деревни Корытница и установил наблюдение за шоссе по направлению на Березине
Утро выдалось солнечное. Партизаны отдохнули, привели в порядок свое снаряжение. Вдруг над лесом взвилась красная ракета. Застава османовцев дала сигнал о приближении противника. По шоссе двигалась автоколонна. Семь грузовых машин, в кузовах по 15—16 солдат.
Головная машина подходит к установленному рубежу. Раздается команда: «Огонь!» Лесную тишину нарушил треск автоматов, пулеметов и винтовок. На врага со всех сторон обрушился ливень свинца. Первые три машины загорелись и преградили путь колонне. Из кузовов повыскакивали вражеские солдаты и начали отстреливаться. Произошла короткая заминка. Осман Касаев поднимается и подает команду:
— За мной, в атаку!
Партизаны бросились вперед. Сопротивление врага было сломлено. Осман Касаев захватывает уцелевшую автомашину с радиостанцией. С богатыми трофеями вернулись партизаны в свои лагеря.
Отряд Османа Касаева вскоре по численности вырос в полк. В нем было три батальона, штабная рота, диверсионный и хозяйственный взводы и взвод разведки. Полк Османа Касаева стал громить не только полицейские гарнизоны, но и крупные сосредоточения вражеских войск. О бесстрашном командире полка народ складывал все новые легенды.
Партизанские связные сообщили, что в деревню Ермолови-чи (в 25 километрах от Могилева) с фронта прибыла воинская часть: 500 человек личного состава, вооружение — автоматы и пулеметы. Часть прибыла на отдых и ожидала пополнения. Партизаны решили добить эту немецкую часть, и штаб военно-оперативной группы разработал план этой операции.
Все отряды должны были занять исходные позиции к двум часам ночи. Сигнал общей атаки поручалось подать Осману Касаеву красной ракетой.
Осман Касаев возглавил штурмовую группу своего отряда, ворвался в деревню и хотел скрытно захватить штаб гитлеровцев. Но столкнулся с патрулем, уничтожил его автоматной очередью и подал сигнал для общей атаки.
Захваченный врасплох враг не сумел оказать серьезного сопротивления. 30 октября 1943 года перестал существовать еще один вражеский гарнизон. Это был достойный подарок к 26-й годовщине Октября.
К январю 1944 года партизанским полком Османа Касаева было уничтожено более 3000 вражеских солдат и офицеров, 2 танка, 108 автомашин, 12 мотоциклов, взорвано 3 железнодорожных моста и 36 шоссейных. Разгромлено 7 вражеских и 20 полицейских гарнизонов, а 24 января 121-й партизанский полк напал на карательный отряд войск СС в деревнях Голынец-I и Голынец-II и уничтожил около 200 вражеских солдат и офицеров.
Осман Касаев сплачивал для борьбы с врагом не только советских людей — в отряде были представители самых различных национальностей: русские, белорусы, украинцы, азербайджанцы, казахи, мордвины, татары,— но и всех тех, кто ненавидел фашизм. Часто разведчики и связные приводили в полк солдат и офицеров немецкой армии. В подавляющем большинстве это были насильно мобилизованные чехи, французы, австрийцы, люксембуржцы, немцы. Осман Касаев создал из них интернациональную группу. Командиром ее был назначен лейтенант Балабенко, владевший немецким языком, по-литруком — чех Ян Паточка.
Наиболее укрепленные объекты, многочисленные гарнизоны, разгром которых мог стоить больших жертв, интернациональная группа уничтожала хитростью. Бойцы группы надевали немецкую форму, запрягали в сани или повозки бесхвостых трофейных лошадей и смело разъезжали по району. То под видом инспекторов, то под видом солдат и офицеров, отставших от своей части, они останавливались в немецких или полицейских гарнизонах. Быстро ориентировались в обстановке, разоружали врага, взрывали укрепления, сяшгали постройки.
Полицейский гарнизон на шоссе Могилев — Бобруйск у деревни Межисетки сковывал действия партизан в окрестностях Могилева. Разгромить его лобовым ударом не представлялось возможности, гарнизон был сильно укреплен. Вдоль шоссе были сооружены специальные бункеры, из которых простреливались все подходы. Осман Касаев разработал план разгрома этого гарнизона интернациональной группой.
9 партизан — Балабенко, Паточка и немец Ганс в форме офицеров эсэсовцев, остальные с полицейскими повязками вышли па шоссе Могилев — Бобруйск у деревни Красница.
Вечерело. По асфальту из Могилева в направлении Межи-сеток мчится крытая грузовая автомашина. Балабенко в форме обер-лейтенанта вышел на средину шоссе и поднял руку. Машина остановилась. В ней три немца.
— Что такое? — спросил один из них.
— Подвезите! — попросил Балабенко на немецком языке. А когда увидел, что его товарищи окружили машину, скомандовал: — Хенде хох!
Партизаны обезоружили немцев, связали и бросили в кузов, груженный обмундированием и обувью.
— Трофеи хорошие! — обрадовался Балабенко.
Немец Ганс сел за руль и повел машину. В деревне Межи-сетки остановился возле бункера. Часовой-полицай поднял тревогу. Выбежал начальник гарнизона, немец. Балабенко представился ему как инспектор по проверке готовности гарнизонов для борьбы с партизанами.
Начальник гарнизона проверил документы — они были в порядке (сделаны связной, которая работала в СД) — повел «инспекторов» в казарму. Ян Паточка задержался возле пирамиды с оружием, взял в руки самозарядную винтовку.
— Грязь! — морщась, сказал он по-немецки. Балабенко повернулся к нему, оглядел винтовку, взял из пирамиды другую.
— Грязь! — подтвердил он и начал строго отчитывать начальника гарнизона:—Как бережете оружие, доверенное вам доблестным Отечеством. Вы что, на курорте? Вокруг партизаны!
Начальник гарнизона лепетал в свое оправдание что-то невнятное.
— Чистить оружие! Сейчас же! — приказал разъяренный Балабенко.
Начальник гарнизона не. мог ослушаться. Через несколько минут полицаи, столпившись вокруг огромного стола, разбирали свои винтовки и автоматы.
— А как оружие в бункерах? Как пулеметы?
— Там посты, там часовые! — твердил начальник гарнизона.
— Временно подменить! Ставлю своих!
И это приказание было беспрекословно выполнено. И тогда Балабенко грозно рявкнул:
— Хенде хох! Вир зинд партизан!
Растерянные полицаи и начальник гарнизона подняли руки вверх. Партизаны ссыпали разобранное оружие в матрасный мешок, из которого вытряхнули солому. Вывели во двор связанных полицаев. Затем взорвали бункера и сожгли казарму.
Интернациональная группа проникала и в Могилев. Оттуда в штаб партизанского движения доставлялись «языки», секретные военные документы.
* * *
Местное население всемерно поддерживало османовцев. Предупреждало о надвигающейся опасности, снабжало продуктами питания и солью. Особым уважением пользовался командир полка.
— Наш Осман,— говорили о нем в Могилевском и Бслы-ничском районах.
Османа Мусаевича знали жители многих деревень. В зоне действия отряда не было хаты, в которую он не зашел бы и не поинтересовался нуждами хозяев. В деревне Хрипелево Ольга Вельская осталась вдовой с двумя детьми. Муж ее, партизан, погиб при выполнении боевого задания. Осман Мусаевич считал своим долгом позаботиться о семье товарища.
— Пропала корова; не знаю, как быть с малышами,— пожаловалась ему вдова.
— Поможем, выручим! — пообещал командир полка.
И когда провели хозяйственную операцию, отбили у оккупантов стадо коров, Осман Мусаевич распорядился выделить лучшую молочную корову семье Вельских.
В партизанских деревнях не хватало лошадей для обработки земли. Командир отряда любыми средствами старался раздобыть лошадей и раздать их населению. Чтобы тягло правильно использовывалось, назначался комендант. Так в деревне Николаевка Белыничского района партизанским комендантом был избран староста Тит Апатов. В его распоряжение партизаны выделили шесть лошадей. Ими не только в Николаевке, но и в Дубинке, Малиновке и Хрипелеве были своевременно проведены полевые работы. В благодарность за это партизаны получили продукты питания.
Османовцы защищали местное население от издевательств и угона в Германию. В январе 1944 года 120 гитлеровцев окружили деревню Песчанка и начали сгонять жителей в гумно, чтобы там их сжечь. Узнав об этом, командир полка Осман Ка-саев лично повел один из своих батальонов против карателей. Помощь пришла своевременно: спасли жителей деревни, разгромили карательный отряд. В этом бою было убито более двадцати эсэсовцев, остальные в панике бежали в город.
* * *
В начале февраля долго стояла оттепель. Снег набряк водою, талая вода затопила низины, болота. Затем слегка подморозило и начались метели. Ветер завывал в лесу, перегоняя свежий снег по льдистому насту. Бездорожье, ни пройти ни проехать. Но партизаны не бездействовали, проводили операции на «железке» и «шоссейке», нарушали коммуникации врага.
Приближались советские войска. Белорусские фронты готовились к решительному наступлению. Для партизан это был долгожданный час, и они всеми силами стремились помочь армии. Враг очутился между двумя фронтами. Гитлер дал указание командующему группой армии «Центр» любой ценой уничтожить партизан, обеспечить тыл, восстановить движение на железных и шоссейных дорогах. Расчет был прост: загнать партизан в болота, окружить и уничтожить авиацией, танками и артиллерией.
С фронта были срочно отозваны 102-я пехотная немецкая дивизия, 35-я дивизия СС, девять отдельных батальонов полевой жандармерии и полиции, общей численностью 35 тысяч солдат и офицеров...
...Полк Османа Касаева направлялся в Усакинские леса, или Тереболь, самые большие леса Могилевской области. Там находились базы всех партизанских отрядов и там обычно лечились раненые. Усакинские леса размещались в стыке Кли-чевского, Березинского, Могилевского и Белыничского районов, в непосредственной близости от Кировского и Быховского районов.
На бугристых лесных дорогах лошади сбивали копыта и быстро утомлялись. Но нельзя было терять время, партизаны двигались без сна и отдыха. Однако Тереболь их встретила неприветливо. Землянки еще в начале февраля залило водой. Обессиленные партизаны валились на мокрые нары и мгновенно засыпали. Но отдых был кратковременным. Объявляли подъем. Партизаны выходили из землянок вялые, подавленные.
— Что, братка? — Осман Мусаевич хлопал по-дружески по плечу одного-другого партизана. Он был чисто выбрит, как всегда, ровно подрезаны низкие бакенбарды и усики. Начал рассказывать веселый кавказский анекдот, но заражающего и ободряющего смеха на этот раз не вызвал.
Издали доносились глухие выстрелы. Стало известно, что большая колонна карателей двигается к лагерю. Надо уходить. Но куда? Как? Люди и лошади усталые.
— Баяниста! — крикнул Осман.
Из землянки вылез ссутулившийся от холода Евгений Стрижевич с баяном.
— Душа любезная, лезгинку!
Одубевшие пальцы вначале плохо слушались баяниста.
— Веселей, веселей, братка!
Осман Мусаевич бросил бурку адъютанту и стройный, с высоко поднятой головой пошел по кругу, мелко перебирая ногами. Выглядел он молодцевато и танцевал лихо, по-кавказски. Партизаны стеной окружили плясуна, хлопали в ладоши и подпевали:
— Асса! Асса!
Лица озарились улыбками. Осман Мусаевич вытер со лба пот и набросил на плечи свою неизменную бурку. Затем лукаво оглядел своих бойцов и скомандовал:
— В поход, братва!
Пока заместитель командира полка по боепитанию запрягал в сани лошадь, Осман Мусаевич отдавал последние распоряжения политруку интернациональной группы чеху Яну Па-точка — группа должна была прикрывать отход полка.
— В штабной поставьте пулемет, в остальных землянках по автоматчику, держитесь как можно дольше. Надо отвлечь врага, не дать ему обнаружить наши госпитали, спасти раненых...
Полк тронулся в путь. Бойцы интернациональной группы заняли боевые места. Вскоре началась перестрелка. Политрук Паточка с честью выполнил приказ командира. Он и его товарищи держали оборону до полудня. Уничтожено было более сотни карателей, но и большинство интернационалистов погибло в неравном бою.
Назавтра фашистское радио хвастливо сообщало, что войска СС полностью уничтожили отряд Османа Касаева.
А полк жил, вел ожесточенные бои. Лесными дорогами османовцы вышли на поле между деревнями Старые Наборки и Селиба. Осман Касаев вместе со своим заместителем по хозяйственной части и боепитанию Кириллом Матиринко выехал вперед, чтобы обсудить с командиром бригады маршрут движения. Необходимо было пройти полем, через реку Клева и там в лесу передневать.
Неожиданно сзади из-за леса вынырнул немецкий самолет-разведчик. Пролетел над колонной и скрылся. Но тотчас появился другой. На партизанскую колонну посыпались мелкие бомбы. По команде «воздух» бойцы залегли по обочине дороги. Кто-то из партизан второпях оставил ручной пулемет. Осман Касаев схватил его и открыл огонь по самолету. Осколки бомб поразили командира полка, но он, присев на колено, вел огонь, пока вражеский стервятник не скрылся.
Раненый Осман Касаев встал на ноги, сжал руками поясной ремень.
— Осман Мусаевич? — подбежал к нему Кирилл Матиринко.
Молчание. Губы сжаты, усы закушены. Вдруг он начал клониться и упал на руки Кирилла Матиринки. Подбежала медицинская сестра Шура. Вызвали врача Илью Ивановича Остапенко. Осколки поразили легкие, шею, живот, почки Османа Мусаевича. Врач Остапенко в сложных условиях сделал операцию, удалил осколки, но спасти командира ему не удалось. Через сутки он умер.
Партизаны завернули тело боевого товарища в казацкую бурку и похоронили на опушке леса около деревни Улесье Бе-резинского района. Затем тело командира было перенесено в деревню Хрипелево Могилевского района, а после освобождения области от немецко-фашистских захватчиков — в Могилев.
На могиле командира партизаны дали священную клятву мстить врагу за смерть лучших сыновей Родины, приблизить победу над врагом. В ротах и батальонах были созданы диверсионные группы «Месть за Османа». Они нанесли еще множество ударов по коммуникациям противника. И постоянно вместе с ними шел рядом в бой невысокий, чернявый, с карими глазами Осман Касаев. Он навсегда вошел в сердце народных мстителей.
В Могилеве на улице Лазаренко возвышается обелиск — памятник героям, погибшим в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Рядом с ним на могиле О. М. Касаева мраморная плита. На ней высечено: «Осман Мусаевич Касаев — командир 121-го Краснопартизанского полка. Родился в 1916 году. Погиб в бою с немецко-фашистскими захватчиками 18 февраля 1944 года».
Трудящиеся Могилевщины свято чтут память Османа Мусаевича Касаева. На перекрестке дорог на Техтин-Касаево и Уголыцина воздвигнут ему величественный памятник. На камне высечен барельеф Османа Касаева в национальной бурке. У подножия всегда свежие цветы. Сын кавказских гор вечно любим белорусским народом.
Петр ШЕСТЕРИКОВ